Беседа с группой "Оберманекен". Часть 1

Дата - 13.12.1998 г.

Участники: Александр Лаэртский, сценарист и режиссер из Индии Виджай Лабардан, лидер группы "Оберманекен" Анджей Захарищев фон Брауш, писатель Юзеф Витольдович Густав, министр культуры Альтернативного правительства Кирилл Преображенский, участник группы "Оберманекен" Евгений Калачёв и Марина.

Распечатал Харрис.
 

Лаэртский: И в данное полнолуние я хотел бы представить вам гостей в нашей студии, гостей почтенных, их тут достаточно много, потому и почтенные, был бы один - я бы, естественно, ему нахамил, а поскольку их куча, то могут и побить, поэтому я так говорю: почтенные гости. Итак, я начну всё-таки с иностранного нашего товарища, который приехал к нам в страну уже лет десять назад, по служебной командировке, - это сценарист, режиссёр, наш гость из Индии, его зовут Виджай Лабардан. Здравствуйте, Виджай.

Лабардан: Добрый вечер.

Лаэртский: Далее - Анджей Захарищев фон Брауш, это лидер группы "Оберманекен". Здравствуйте, уважаемый Анджей.

Брауш: Харе Рама, Харе Кришна...

Лаэртский: Да-а...

Брауш: Да.

Лаэртский: Безусловно, это также и писатель, книжки которого... ой, извините, я так сказал - книжки, безусловно, книги и тома которого вы, несомненно, все читали, - Юзеф Густав. Здравствуйте, Юзеф.

Густав: Здравствуйте, здравствуйте.

Лаэртский: Далее, Евгений Калачёв - это тоже представитель группы "Оберманекен".

Брауш: Я скажу за Женю Калачёва, он рад всех приветствовать своим длиннопалым рукопёрстным движением руки, чтобы поздравить - всё-таки новогодье приближается.

Лаэртский: Безусловно, мало того, мне очень нравится его сегодняшний костюм, потому что косоворотка и фрак - это такое сочетание несколько необычное. Я думаю, это весомый вклад в область высокой моды, без сомнения.

Брауш: Ну, я как барон подарил моему другу - всё-таки внуку комиссара чапаевской дивизии - фрачок, чтобы выглядел нормально перед Новым годом.

Лаэртский: И, конечно же, это Кирилл Преображенский, тоже, может, ты о нём скажешь пару фраз каких-то?

Брауш: Это министр культуры. Сейчас альтернативное правительство организуется, я - президент его, Анджей Захарищев фон Брауш, у нас же тут же присутствует мой вице-президент, Марина Озерова, и Кирилл Преображенский, министр культуры; он будет вносить, в общем, весомую лепту в наше сегодняшнее мероприятие.

Лаэртский: И вот, Анджей, ты знаешь, только что заходил женщина Беня к нам и спрашивал следующее: каким образом у людей, называемых неандертальцами, происходили выборы вождя? У тебя есть министр культуры собственный, вот... ну, я сам себе министр, вы знаете, что я босс вообще, кругом и всюду, но тем не менее, сейчас же ведь острая достаточно проблема, там, с выборами со всякими, то есть люди никак не могут найти лидера. Лидера, ведущего, скажем так, а что это такое? Общество без лидера - это что? Давай представим себе, что стая, значит, перьеносцев - имеется в виду птиц - с костяными наростами вместо носа, лишилась вожака стаи. Что происходит со стаей? Она разлетается в разные стороны куда ни попадя. Ежели есть вожак, то его клювара, значит, устремлён, и вся эта толпа летит за ним. Правильно? В обществе сейчас чертополох полный и беспредел: не могут никак определиться, кто вождь. Поэтому, может быть, нам имело бы смысл брать пример с первобытных людей, потому что наверняка те критерии, которые у них были, отвечали и выживаемости, и мудрости - в данной степени мы можем с уверенностью это сказать. Есть ли у тебя на эту тему какие-то мысли?

Брауш: У меня есть масса мыслей, я их сформулировал моему правительству, и я думаю, что министр культуры в данном случае выскажется достаточно артикулированно, сфокусированно на эту тему, всё-таки это... хороший портфель.

Преображенский: Спасибо большое...

Лаэртский: Да не за что, ради Бога, это же не моё всё, ты так думаешь, что это моё всё, и так...

Преображенский: Я думаю, что идея очень правильная. В принципе, нельзя сказать, что нужно брать пример с неандертальцев, но я могу сказать, что порочна сама идея представительства, что власть должна представлять интересы некоторых групп населения. Вот с этим нужно бороться. Сейчас возникает такой проект, называется "Против всех партий".

Брауш: Это проект "Оберманекен", как мы знаем.

Преображенский: Да-да-да, но его суть сводится к тому, что люди могут сами как бы отвечать за себя, за свои желания, им необязательно делегировать свои полномочия каким-то представителям, то есть они не должны передавать свои желания, свои намерения кому-то, чтобы доносить их до...

Брауш: Спасибо большое.

Преображенский: ...якобы имеющихся каких-то там...

Брауш: Министр культуры, в общем, любит поговорить, у него есть масса своих мыслей. Мне хочется остановиться на том, что, действительно, он прав.

Лаэртский: Прав.

Брауш: Во многом.

Лаэртский: Безусловно, с этим нельзя поспорить, конечно.

Брауш: И "Оберманекен" предлагает новую структуру не только мира, но и правления во всех его геометрических и компасных смыслах: юг, север, восток, запад. Именно там, на каждом из кончиков этого маятника должны возникнуть свои собственные мысли, своё именно всем ясное там понятие по поводу того, что такое вождь, что такое правительство и что такое власть. Я думаю, что неандертальцы, известные нам своей пушистостью, и также люди будущего, известные своей голостью нам, видящим будущее, в общем-то, чем-то схожи, различие их состоит во времени. Так как мы не учитываем время, времени нет, то в данном случае, конечно, мы согласны. И вождь - это я.

Лаэртский: Безусловно.

Брауш: Анджей Захарищев фон Брауш.

Лаэртский: А вот ты сейчас правильно сказал, что времени нет. Люди мыслят категориями следующими: завтра, вчера, сегодня - да? Но ведь есть время "всегда" - ты знаешь это?

Брауш: Я думаю, время сейчас.

Лаэртский: Нет, "всегда". Время "сейчас" нету.

Брауш: Время "сейчас" и время "всегда" - это одно и то же.

Лаэртский: Нет. Только "всегда".

Брауш: А спросим нашего индусского...

Лаэртский: Индусского гостя! Виджай Лабарданович! Не могли бы вы пояснить, как у вас вот там... вот... всё это как-то завёрнуто! У вас чего, кстати, на лбу нарисовано, зачем вам эта точка?

Лабардан: Всё дело том, что у нас сейчас в Индии тепло. А у вас холодно.

Лаэртский: Будьте здоровы.

Лабардан: Да. Спасибо. И всё... меня когда направили к вам на... в Россию, меня снабдили этой точкой для того, что по нашим... с той области, по-русски говоря, из Калькуттской области, откуда меня к вам направили, да, у нас существует такой как бы... амулет! Когда мужчине, достигшему зрелости, вот этот вот зелёненький кружочек сюда между бровей прилепляют...

Лаэртский: Ну, мы всё поняли, спасибо, дорогой Виджай... Тут заходил Денис и спрашивал, как индийские йоги относятся к парикмахерам.

Лабардан: Я хотел всё-таки сказать, что у нас каждый и время, и стрижку выбирает в зависимости от своей кастовой принадлежности.

Лаэртский: То есть ваша эта длинная коса... собственно, свисающая ниже ягодиц, она...

Лабардан: Да, она говорит о том, что я к касте учёных принадлежу, учёных, которые пишут. Представителям разных каст сложно как-то отделить по умственному развитию друг друга, и мы вынуждены применять внешние атрибуты.

Лаэртский: Безусловно. Вот такой вопрос ещё... "Вопрос к индийскому товарищу: когда прекратят показывать дебильные индийские фильмы по телевидению..."

Лабардан: Никогда.

Лаэртский: "...а также когда прекратится недоброкачественный выпуск резиновой продукции", - видимо, имеются в виду презервативы, - "наш народ ничего более о вас не знает".

Лабардан: А о нас много знать и не надо. Все знают, что мы, индусы, смуглые, у нас много латекса, мы его производим на экспорт, у вас же в России много газа?

Лаэртский: Да-а-а...

Лабардан: А у нас много латекса.

Лаэртский: Будем меняться!

Лабардан: Да.

Лаэртский: Безусловно, да. Ну что же, Анджей, я думаю, что исчерпывающе наш гость Виджай ответил на этот вопрос...

Брауш: Прекрасно, похлопаем, кстати, вся студия. Браво, брависимо.

Лаэртский: А я смотрю, что Юзеф Густав, писатель, умудрённый опытом человек, фронтовик, прошедший две войны: окопы Первой мировой войны прошёл вдоль и поперёк куда ни попадя и Второй. Вот. Из Второй вылез даже и добрался сюда, то есть... здравствуйте, здравствуйте ещё раз, уважаемый Юзеф Витольдович. Что вы могли бы, как бы прокомментировать вы могли выступление нашего индийского гостя, а также человека, который только что заходил, потому что, я видел, как-то у вас возник конфликт только что, и...

Густав: Вы знаете, обо всём, о чём вы тут говорите, я писал ещё пятнадцать лет назад. Вот вы все не верите здесь, сидите улыбаетесь, я писал об этом пятнадцать лет назад, у меня выходили несколько статей...

Брауш: Можно сказать?..

Густав: Вот, а сейчас мы обо всём говорим по радио, по телевидению... тогда никто не заметил. Вот что я хочу вам сказать обо всём, что вы здесь сказали, и, если можно, пожалуйста, попросить всех, кто правей сидит, немножко подвинуться вдоль стола, потому что меня всё время задевают, и моя бутылочка с минеральной водой может упасть прямо в ваш тазик.

Лаэртский: Да и, кстати, капельницу тоже вы передвиньте вместе с нашим писателем.

Густав: Пожалуйста.

Лаэртский: Ну что же? Сейчас я предлагаю отслушать композицию коллектива, который, по-моему, называется "Аквариум", да?

Брауш: "Оберманекен". Ну, он раньше назывался "Аквариум", пятнадцать лет назад, но мы с моими друзьями поспорили и решили, что аквариум всё-таки для рыбок, а люди всё-таки довольно существенные существа, похожие на манекенов, и сейчас "Аквариум" называется "Оберманекен".

Лаэртский: А я тоже, был у меня такой сложный период в жизни, когда я свой лейбл проиграл в рулетку.

Брауш: Я проиграл в рулетку и в покер, и даже в дурака мы сыграли - и проиграл, собственно...

Лаэртский: По трём позициям, то есть, у тебя получилось.

Брауш: Кстати, эту проблему соответствия покера и игры в дурака мы рассмотрим попозже, наверное.

Лаэртский: Да.

Брауш: Да, потому что довольно важная композиция, и Евгений Калачёв довольно ясно высказался вчера по поводу этого... а сейчас я предлагаю послушать бывшую группу "Аквариум", а сейчас - группу "Оберманекен", её композицию, которая называется "Авиация"... и должен сказать... что авиация... а, ну конечно, никакая не "Авиация", это же "Резидентка Моссада", я думаю. "Резидентка Моссада" - это такая же хорошая песня, но она разведческая песня, песня для разведки. Мы написали её специально для ФСБ, потому что очень трудно бороться с девушками-шпионами. И в этой песне рассказывается о всех методах борьбы и всех хитростях, которые применяют вражеские разведки к нашим, отличным сексуальным парням из ФСБ, которые готовы сделать всё для нашего освобождения, будучи мы в заключении. Итак, "Резидентка Моссада", это песня, которая посвящается и, в общем, принадлежит будущему кинематографу, я думаю, можно назвать это так: агент ФСБ ноль ноль один. Это заглавная песня. Послушаем внимательно.

Композиция "Резидентка Моссада".

Лаэртский: На заднем плане данной композиции, в качестве музыкального проклада, звучал замечательный орга-ан, именуемый "Yo-onica" - nash, latviyskiy organ, na kotorom my ochen' mnogo sdelali zapisey. Во-от, но...

Брауш: S Raimondom Paulsom, da, ya pomnyu eto chudnoe mgnoven'e, peredo mnoy...

Лаэртский: Yavilsya o-on! Да. Но тем не менее, была только что у нас такая закулисная интересная, на мой взгляд, беседа на тему человека, который издавал данные звуки, эта информация будет интересна и нашим уважаемым радиослушателям, может, ты вкратце расскажешь, кто был сей ветвястый, почему ветвястый - потому что он в пальцы ушёл.

Брауш: В пальцы ушёл знаменитый сын, знаменитый для нас, знаменательный, скажем так, сын Яна Френкеля, собственно, тоже Ян, Ян Френкель-младший, метра два с половиной ростом, с длиннющими пальцами, куда он, собственно, ушёл, играющий на органе "Хамманд", играющий вместе с Лесли. Это такая довольно эзотерическая информация, и сейчас он играет в оркестре береговой охраны США. В данном случае он прекрасно исполнил партию органа в песне "Ты - резидентка Моссада". Он был органистом группы "Оберманекен" полгода, после этого его отвезли в Бейрут, где он должен был играть музыку для раненых солдат.

Лаэртский: А, то есть бейрутских воинов по-другому, мы их называем БВ. Меня интересует вообще необходимость наличия какого-то оркестра на какой-то определённой территории. Есть, например, пожарный оркестр, есть сейчас уже оркестр береговой охраны Соединённых Штатов. Мы пытались в прошлый раз создать духовой оркестр Казанского вокзала и даже сделали первую репетицию у памятника Ленину, вождю нашему, в общем-то - но приехали, всех повинтили и скрутили, и все наши объяснения, касающиеся того, что, дескать, мы так самовыражаемся, ни к чему не привели. Были побиты, инструменты поломаты... скажите, уважаемый Анджей, ваше мнение - может быть, эта территориальность вся закончится, скажем так, сведением всех оркестров в один, ведь есть понятие такое - сводный оркестр, например, сводный оркестр канделябр и кого ни попадя, они сводят их все и дуют все вместе, собственно говоря. Либо наоборот, есть у нас ещё альтернативный путь - это, наоборот, ширить и множить. То есть где ни попадя, повсюду, где возможно и повсеместно создавать их, все будем дуть, дудеть. Духовой оркестр ресторана, духовой оркестр радиостанции, там, "Эхо Москвы" и так далее. К чему вы относитесь лучше, назовём это так, и чему отдаёте прерогативу - множенью или уменьшенью?

Брауш: Я понял, мысль я понял. В данном случае, конечно, идея синтетического оркестра, именно сводного оркестра. К этому я стремлюсь всю свою жизнь, собственно, с малых лет. С малых голубых и розовых и красных ногтей я стремился к сведению всех оркестров к одному. К звучанию этого пафоса, к этой браваде, и даже недаром...

Лаэртский: К нескольким дирижёрам, я извиняюсь, что перебиваю, потому что ведь дело в том, что если мы сведём их все, да, всё что ни попадя сведём в одно, то кто первый останется без работы? Режиссёры и дирижёры. И мы решили сделать также сводный дирижёрский корпус. Они даже могут выходить и кому ни попадя дирижировать, пусть даже без оркестра, ведь это тоже искусство.

Брауш: Искусство.

Лаэртский: Мы же любим смотреть, как человек машет.

Брауш: Машет и не промашет причём иногда. Вот это главное, да. Это мне в дирижёрах нравится - что который промашет, который недомашет, а который прямо махнёт! И вся эта кордебалетина, вся эта как бы искусство палкомахания, в общем, близка нам, да. Но... безусловно, мне смешно это, потому что не раз, не раз я присутствовал на дирижировании этого сводного оркестра нашего... иногда смешно, да. Весь цирк уехал, клоуны остались.

Лаэртский: А ты знаешь, у нас в деревне, под Серпуховом у меня дачка такая там небольшая, домик, вот, у нас погоняло у пастуха было такое - Дирижёр, и даже мы пошутили, в трудовую книжку ему записали - вместо "пастух", значит, нашей деревней записали: "дирижёр". То есть, он дирижирует стадом. Но, в принципе, бывают, конечно, и травмы у них, как-то: вылет палки этой и попадание её в кого-то из публики, и на данный случай, мы сейчас послали запрос в Госдуму уже, несколько писем, даже сами приходили лично, на тему того, чтобы все люди, которые приходят на симфонические оркестры, предварительно обеспечивали себя какой-то страховкой минимальной. Там же много предметов - был момент, когда был убит пожарник попросту колотушкой от барабана.

Брауш: Нет, ну мрут люди, как мухи, это я знаю, да.

Лаэртский: Как мухи, тяжёлое время.

Брауш: Но сводный оркестр, конечно, подкупает. Хочется собрать все оркестры в один кулак, мне нравится очень пожарный оркестр, я даже написал песню "Оркестр пожарных поёт про меня". Она будет записана на следующей пластинке, это очень важная песня, я считаю, фундаментальная для фундаменталистов и ментальная для мент... мантументалистов...

Лаэртский: Да-а!

Брауш: ...это слово невозможно сразу произнести, в общем, песня важная. И в то же время такая дружеская рука оркестра береговой охраны США... я думаю всё-таки, эта важная миссия "Оберманекен" осуществится, и мы создадим это...

Лаэртский: Вот-вот.

Брауш: Да.

Лаэртский: А скажите, пожалуйста, Анджей, у меня сейчас, поскольку я тоже глобалист, вы можете меня звать Глобалист сегодня, такая проблема - сделать сводную балетную труппу. Собрать всех балетов, и чтоб они плясали нам, а мы будем сидеть и есть креветок. Это будет очень, по-моему, замечательное зрелище, потому что...

Брауш: Да и устриц будем есть.

Лаэртский: И устриц, да! Даже не просто есть, а алчно пожирать, я бы сказал. И доставлять тем самым удовольствие сводной труппе балета.

Брауш: Балетным девушкам, да. Я знаю этих девушек, конечно, поедание нами устриц будет им доставлять прекрасное удовольствие, потому что они знают, чем это кончается в результате.

Лаэртский: А мы будем их терпеть, в свою очередь, что они тут машут и прыгают.

Брауш: И потерпим, да. Но в результате это всё-таки прекрасно... всё-таки этот балет должен быть на музыку "Оберманекен", и я думаю, что ту песню, которую вы сейчас поставите, любезный, она "Авиация" называется - это как раз песня для сводного ансамбля балетов Большого, Малого и Среднего театров...

Лаэртский: А также сотрудников спецслужб, как-то: пожарников и...

Брауш: ФСБ, да. Эта песня... ну, там есть девушки, владеющие приёмами самбо и пэдэдэ, вот эта песня, припев её очень простой, может запомнить даже школьник: "Авиация"... я думаю, они спят сейчас. "...это новый стиль танца". Ну, давайте нажмём кнопочку...

Лаэртский: Совершенно с вами... совершенно с вами согласен, кнопочку - вы имеете что в виду?

Брауш: Кнопочку, это не точечку на лбу нашего индийского друга. Её можно нажать, да.

Лаэртский: Потому что я уже думал... вы заметьте, она у него пружинит-то как! Потрогайте, потрогайте! О-хо-хо!..

Брауш: А песня заиграет.

Лаэртский: А мы пока пожмём кнопочку.

Брауш: Давайте, давайте нажмём. Я нажимаю - и музыка играет.

Композиция "Авиация".

Лаэртский: Чудеса сообразительности проявляют некоторые наши радиослушатели - вот, например, такой вопрос, сейчас я его зачту... о-о, сколько тут... пока я выходил, очень много людей заходило, да. "Кто поёт эту песню и какие ещё они поют песни, ответьте, не отмалчивайтесь", - а я предлагаю из принципа нашим дорогим гостям отмолчаться, поскольку мы должны быть зловредны и ненавидимы народом, потому что я считаю, что люди, которых ненавидят... да.

Брауш: А некоторые люди... как на блюде, кстати...

Лаэртский: Да. Безусловно, и вот так плавно мы подошли к основной теме нашей сегодняшней беседы. Дело в том, что со мной на эту тему беседовать никто не хочет абсолютно. Я подходил к милиционерам, к продавцам газет, к кому ни попадя лез попросту и говорил: ну, объясните мне, пожалуйста, в чём же суть такого древнерусского обряда, как топтание борщевых тряпок? Почему-то диалога не получалось. Вот, Анджей, может быть как-то ты что-то об этом знаешь? Я слышал, что этот обряд старый, что он очень красивый - там одевают куда ни попадя кокошники всякие, которые берут тоже откуда ни возьми, вот, и топчут всё чего ни попало. Может, ты как-то введёшь нас в курс?

Брауш: Нет, ну я с детства знаком с обрядом топтания борщевых тряпок, да. Конечно, в детстве я смеялся. Действительно, это смешно...

Лаэртский: Ну, взрослые, да, они... смотришь на них...

Брауш: Моя бабушка, дедушка, папа, мама топтали эти пресловутые борщевые тряпки, но тогда нечем было, в общем, топтаться, не было ковриков, не было ничего другого, но, с другой стороны, я помню, на этих борщевых тряпках пресловутых были нанесены рисунки сакраментальные, напоминающие рисунки древних скифов. Позже, когда я учился уже в МГУ, на факультете славистики, я понял, что это не случайная вещь - топтание борщевых тряпок. Именно топтание борщевых тряпок привело Россию к восстановлению её могущества, поэтому и все победы в 1812 году, как я помню, и в 1849 году были обеспечены именно топтанием борщевых тряпок. Князь Игорь долго топтал...

Лаэртский: У него был целый ряд тряпок, я бы даже сказал, что у него была не просто борщевая тряпка, а полотно борщевое, поскольку он князь. А уж что было у царя, у Иоанна и у брата его Павла Второго - вообще история умалчивает, чтобы не раздражать народ попросту. Я знаю, что, например, молоденькие крестьянские девушки без приданого топтали ма-аленькую тряпицу, они даже топтать-то её толком не могли, они так её мяли пальцем что вот кнопку твою, понимаешь? Это я к Виджаю обращаюсь, да.

Брауш: Но последнее!.. На секунду я перебью нашего профессора, сорокавосьмилетнего писателя...

Лаэртский: Юзефа Витольдовича Густава.

Брауш: Да, как донесли нам органы ФСБ, Ельцину недавно подарили большую, именно борщевую тряпку.

Лаэртский: Вышитую работницами Трёхгорной мануфактуры, да. И причём состав, которым данное изделие пропитано, он тоже по спецрецепту был, очень качественный борщок был!..

Густав: Вы знаете, я бы хотел сказать от имени некоторой части наших радиослушателей, я уверен, такие есть, которым - как и мне - в настоящий момент покажется, что вы все сейчас говорите об этом старинном обряде - топтании борщевых тряпок - с некой иронией, как большие учёные, знаете ли, которые приезжают, изучают фольклор, собирают игры, утварь домашнюю, - у меня с этим связаны самые нежные ностальгические чувства, я же вырос в далёкой деревне, можно сказать, в далёком ауле, и у меня самые светлые, самые, понимаете, приятные детские впечатления связаны вот именно с этим обрядом топтания борщевых тряпок, поэтому, вы уж меня простите, но мне очень неудобно разделять с вами сейчас эту иронию, и я уверен, что многие наши слушатели просто вас не поймут. Я просто вижу по вашему выражению лица, что вы-то в детстве этим занимались мало и больше, знаете ли, по моде, так, как сейчас снова вводят моду на крещение, ну, знаете ли, не от души, да.

Лаэртский: На религию всяческую...

Густав: Да. У меня это всё было в детстве серьёзно.

Брауш: Я готов поспорить...

Лаэртский: Кстати, Юзеф...

Брауш: Я готов поспорить, Айрат... Айрат. Извините...

Густав: Коньяку?

Брауш: Да. Мне хочется сказать, что я довольно серьёзно в детстве занимался топтанием, собственно, борщевых тряпок, я знаю, как топтать эти... борщевые...

Густав: Да не знаете вы! Я же вижу, Анджей, по вашему выражению лица.

Лаэртский: Дело в том, что многие их мнут просто и выдают это за топтание. А процесс топтания - это, во-первых, аритмия, впадение в раж. Например, я когда впадаю в истерику, я топчу очень хорошо, и наблюдатели из ООН, из других организаций, они как-то даже восхищаются и не трогают меня, они даже снимают зелёные береты и кладут их под мышку, где, в общем-то, растут водоросли и другие растения. Сейчас ведь, известно, мода на селе выращивать овощи, откуда пошла вообще религия самоедов, самоблудов, в общем-то, и иже с ними? Всё растёт на мне, как говорится. Вы видите, у меня свекла отсюда растёт, тут у меня чесночок вырос. Но, кстати, вот об обрядах хотелось ещё, ведь топтание борщевых тряпок - это всё-таки древнерусский обряд. И, соответственно, древнееврейский, поскольку всё это смыкается, а что касается интернациональных обрядов, я знаю, что в Индии, на родине нашего сценариста и режиссёра Виджая Лабардана, есть такой обряд - перекидывание через берега Ганга рыбой дружеское: они стоят, она команда - там, другая - там, ну, игра по-другому в волейбол, а у нас есть тоже древний обычай - перекидывание, дружеское, опять же, перекидывание через столы выпечкой или пельменями, главное, чтобы всё это было сырое и шлёпалось. Мы, когда проводили раскопки, нашли там и сям какие-то общие корни. И можем ли мы сейчас найти какой-то обряд, на котором сойдутся исторические корни разных людей, может быть, нам как-то опять, все народы, все страны объединить как сводный оркестр и устроить мощный обряд, там, поперекидываться рыбой. Я предлагаю послушать, что нам сейчас скажет Виджай Лабардан, поскольку этот индийский обряд - перекидывание через Ганг рыбой - вышел с его родины, хотя, я знаю, что вы сами из Гондураса...

Лабардан: Не, мы - мандури, я просто отношусь к племени мандури...

Лаэртский: Не-ет, вы Лабардан.

Лабардан: Это фамилия.

Лаэртский: А! Извините.

Лабардан: Дело всё в том, что у нас, как вы правильно отметили, существует обряд перекидывания через реку. Необязательно этой рекой может быть Ганг. В Индии много рек. В частности, в Калькуттском районе течёт река Хугли - это правый рукав Ганга. Да. И в нашей местности - поскольку вся жизнь в Индии так или иначе привязана к рекам - в нашей области присутствует обряд, который заключается в перебросе тела усопшего с одного берега на другой. Многие, наверное, слышали, что у нас, в Индии, даже я написал сценарий к фильму "Рабыня"...

Лаэртский: А, "Рабыня", а другое название, я знаю, "Тринадцать мгновений осени".

Лабардан: Две серии.

Брауш: Я знаю, да, "Раба любви", это хорошее кино.

Лабардан: Две серии, да. В частности, я...

Лаэртский: К сожалению, в прокат он так и не поступил, но пиратские копии все смотрели наверняка.

Брауш: "Годзиллу" даже смотрели, такую копию.

Лабардан: Я в этом сценарии как раз ввёл описание этого нашего обряда. Обряд заключается в том, что свежий покойник, сегодняшний, перебрасывается с одного берега села на другой. У нас, как правило, каждое село на каком-то берегу, то есть моё село стояло на правом берегу Хугли.

Лаэртский: О, вы знаете, это самое, Виджай, удивительное совпадение - у нас в России тоже почему-то все поселения и посады, они все тоже на речке.

Лабардан: И претворяя этот обряд в жизнь, мы получаем моральное удовлетворение от того, что доводим покойника... то есть, перебрасывая его с берега на берег, мы как бы выбиваем из него всю отрицательную энергию, и в результате, когда какая-то сторона осуществляет недоброс, он погружается, и тем самым душа усопшего обретает спокойствие на дне глубоководной Хугли.

Лаэртский: Какой трогательный обряд... А вот скажите, ведь часть обрядов народных, большая, по крайней мере, часть перешла, каким-то образом трансформировалась в спорт, в разные виды спорта, как, например, Бубкевич Афанасий...

Лабардан: Городки.

Лаэртский: ...городки, кегли, опять же, Бубкевич, который всегда побеждает сам себя, он, значит, прыгает с шестом и без шеста, что твоя кенгуру скачет немеренно, а ваш обряд перекидывания через Ганг покойников напоминает мне метание ядер. Не могли бы как-то вы проследить историческую связь, эту трансформацию, потому что у человека всегда же есть стремление кидать, метать, в общем-то, куда ни попадя и что попало.

Лабардан: Ну, у нас исторически перекидывание покойника... кстати говоря, на нашем языке этот обычай именуется как ма юр бхандж.

Лаэртский: Да.

Лабардан: Так вот ма юр бхандж, он исторически развился из необходимости суровой товарообмена. Дело всё в том, что на правом берегу традиционно выращивался рис. Рис. Наверняка вы все знаете, что Индия является крупнейшим производителем риса.

Лаэртский: И маис.

Лабардан: Да. А также мы пишем сценарии. Да. Так вот. Дело в том, что...

Лаэртский: Будьте здоровы.

Лабардан: ...как показывает исторический опыт, рис наиболее хорошо развивается на правобережье Хугли.

Лаэртский: Это вызвано, видимо, освещением, что муравейник, потому что я заметил, что на солнечной стороне - там муравьи жирные, толстые, носят здоровые личинки других насекомых на себе и палки, а где в тени которые, там они все сухие и половину дохлые.

Лабардан: А левобережье славится своим джутом. И периодически возникает проблема обмена. Необходимо насытить желудки левобережных крестьян рисом и в то же время для правобережных крестьян существует проблема одежды, которую роль производной выполняет вот этот вот самый джут.

Лаэртский: Извините, а джут - это что такое?

Лабардан: Это плод кокоса. Кокосовой пальмы, да. И необходимость обмена между территориями вызвала, поскольку Ганг вообще широкая река, до десяти километров. И невозможность построить мост, осуществить какую-то канатную переправу вызвала к жизни потребность людей в перебросе, и с годами этот переброс, который существовал такой основой жизни Индии... то есть вообще индийское общество - это же, по сути дела, общество метальщиков, люди, у которых... вот посмотрите на меня, вы же на примере меня ярко видите, что у меня верхняя часть туловища значительно более развита, чем нижняя.

Лаэртский: Я бы не сказал, скорее наоборот - у вас страусиное сложение тела. Вообще за что я люблю вас, индийцев, - за то, что вы такие пухлые все и попки у вас здоровые, ну, я имею в виду, то есть, не подумайте что плохого...

Лабардан: Мы, индусы, честно признаём, что нижний отдел конечностей у нас развит хуже.

Лаэртский: В смысле, вы имеете в виду габариты или мышцатость?

Лабардан: Мышцатость.

Лаэртский: А, ну, мышцатость - да. А вы знаете, что нынешний президент Индии - Дирадж Солюдже, кстати - занимается большим теннисом, старается...

Лабардан: Дело в том, что в Индии на сегодняшний день президент не является главенствующей фигурой, у нас функцию руководителя занимает премьер-министр.

Лаэртский: А! Ну, безусловно, что твоя английская королева. Так. Спасибо, спасибо вам большое, Виджай, уважаемый...

Лабардан: Да, я хотел всё-таки сказать, что вот...

Лаэртский: Конечно, говорите, чего ж...

Лабардан: ...переброс покойника трансформировался из переброса необходимой пищи с правого на левый берег, и на сегодняшний день этот обычай погребения своеобразный наиболее широко как раз в юго-восточных районах Индии, ближе к океану, развит. В Гималаях же, поскольку там реки достаточно узкие и горные, там существует обряд переноса через перевал.

Лаэртский: Кстати, тут заходило огромное количество людей, сейчас я, если позволите, зачту все записочки, которые нам присылали, вот такая записочка, непонятно кому адресована: "Айраб, как тебе не стыдно принимать участие в этом шабаше! Индеец у вас - поддельный, он в своё время озвучивал какого-то еврея на вашей радиостанции!" Подпись - Штурмовик. Уважаемый Юзеф Густав, как я понял, это к вам телега, но... странные у вас друзья какие-то прямо... ну, далее. "Ребята, а что вы можете рассказать про такие виды спорта, как метание тёплых пирожков или прыжки в ширину?" Прыжки в ширину - это отдельный вид спорта, очень интересный, но он исключительно женский, насколько я знаю. "Господа, я вас в пятый раз спрашиваю, какие обычаи у разных народов связаны с наказанием ребёнка, который не выучил урок...", ну, в общем, провинился. Спросил Беня. Вот, он же тоже Штурмовик. Юзеф, вы как-то будете комментировать?

Густав: Если что-то имеется в виду, что я не тот, за кого я себя выдаю, то я, по-моему, тут единственный кристально честный человек. У меня создалось такое впечатление... ну, может быть, вы. Ну, вы же журналист, вам нужно иногда немножко хитрить, улыбаться, я же не первый раз на телевидении.

Лаэртский: Я даже более того хочу сказать, что Юзеф Густав, Юзеф Витольдович Густав не принял даже участие в делёжке денег, которые мы нашли в похищенных нами сегодня из джипов барсетках, хотя ему предлагали откровенно взять долю, он отказался, поэтому, безусловно...

Густав: Я когда работал ещё секретарём в Союзе писателей, мне постоянно такие же, знаете ли, шутки делают - приносят пачками, килограммами, - ни разу не взял.

Лаэртский: Что касается прыжков в ширину. Действительно, это интересно, я думаю, что данная разновидность спорта, этот вид спорта пошёл от борьбы сумо, потому что я знаю многих японских людей, я знаком с японскими гражданами со многими. Мало кто знает, наверное, все стремятся получить грин-карту американскую, как-то на это жизнь кладут, платят деньги, кто пытается в Израиль там, это самое, свою тушку переметнуть, что у меня - то у меня японское гражданство, без сомнения, поэтому я хорошо знаком с обычаями этого народа, с жизнью его. И огромное количество людей тощеньких, слабеньких, наблюдая поединки борцов сумо между собой, естественно, испытывают потребность как-то самоутвердиться. Не то что у них зависть - мы, японцы, вообще к зависти относимся, скажем так... ну, просто такого чувства у нас нет этнически. Но тем не менее, есть эффект подражания, и эти прыжки в ширину непосредственно пошли как мутация от борьбы сумо, потому что эти, значит, толстые борются, а худые прыгают, но не вперёд, а вбок. Я хочу сказать, что я чемпион Токио по прыжкам в ширину...

Густав: Я когда был в Токио, меня очень удивило, что когда надо было выходить из метро вагона, все пассажиры встали боком к дверям и таким же образом они переметнулись на платформу, то есть произошло буквально мгновение - и вся толпа, которая находилась перед дверями в вагоне, вдруг резко оказалась на платформе. Меня-то тоже, собственно, заставили так встать, потому что, вы видите, у меня глаза не очень широкие, конечно, ваша братва меня приняла за своего, за местного жителя, но я просто болел на самом деле тогда, если б я не болел, они бы меня сразу идентифицировали как иностранца и, видимо, снисходительно отнеслись. Я просто в центре этой гурьбы, толпы, я тоже перенёсся на платформу. То есть произошло буквально секундное какое-то затмение: я был в поезде - и уже я на платформе. Потом мне объяснили, что это этот ваш национальный обычай японский.

Лаэртский: А вы знаете, чем у нас, у японцев, это вызвано? Во-первых, мы экономим место. Вы заметили, что у нас тенденция заметная к снижению габаритов любых устройств: автомобилей, то есть мы выпустили сейчас "тойоту" автомобиль, куда помещаются только ботинки её владельца, остальное не помещается, и так же здесь, то есть вот люди... будьте здоровы! Вот вы, европейцы, устроены очень странно, вы, например, как ходите? Прямо. Вы идёте, а у вас же, если посмотреть и измерить вас, то вы же не обруч, у вас тушки плоские, как и у нас, у японцев, и когда вы ходите прямо, вы занимаете огромный сектор, - то есть плечи, эта вся байда. А мы, японцы, изобрели этот метод, мы ходим боком, понимаешь... и поэтому у нас огромная проходимость в туннелях, из метро, как правильно Юзеф заметил. Вот в чём дело. У нас сейчас курсы открываются в Москве для желающих заниматься...

Брауш: Но, мне кажется, пришла пора послушать музыку всё-таки. Конечно, обычай обычаем, а развлечение - развлечением.

Густав: Мне очень нравится музыка, которая сейчас играет...

Лаэртский: Да.

Брауш: Да. Именно эта музыка призывает нас к сексу, и, я думаю, это будет тема следующего нашего разговора, а сейчас "Авиация" - что это? Это новый стиль танца.

Густав: Кажется, у вас уже тут была какая-то авиация...

Лаэртский: Нет, сейчас будет о животных, которые вместо кожи имеют, это самое, оперение и вместо носа - жуткий отросток.

Брауш: А, ну конечно, про птиц. Песня про птиц.

Лаэртский: Итак - орнитологическая!

Брауш: Песня, любимая, потому что все любим птиц, погладить их.

Лаэртский: Но у меня есть один знакомый, который утверждает, что они мерзкие и сухие, видите ли, он любит гладить только влажное.

Брауш: Нет, есть дендрофилы, которые любят деревья и как бы любят берёзки разные, дубки, - и неважно, есть оперение...

Лаэртский: Осинки.

Брауш: И синки тоже любят, осинки.

Лаэртский: Это камень в огород Виджаю, он же синк.

Брауш: Синк. А есть, которые любят осинки и разные плакучие ивы.

Лаэртский: А знаешь, знаешь, Анджей, что, например, если индус переезжает в Лондон, ну, там у него гражданство, всё, то вот он и получается О'Синк.

Брауш: Я представляю, да, именно О'Синк, и там, в этих парках он и проводит своё время - к осинкам пристаёт, к берёзкам...

Лаэртский: Да куда ни попадя...

Брауш: В общем, становится дендрофилом, да, как это ни скучно, как это ни грустно, да.

Лаэртский: Но тем не менее, это факт, и мы, когда, например, ходим, зелёный патруль у нас организован, чтоб никто насаждения не ломал...

Брауш: Да пусть ломают! Пусть.

Лаэртский: Ты думаешь?

Брауш: Я думаю, это сексуальная песня: "Во поле берёзку заломали, во поле кудряву заломали..." - это песня дендрофила, это сексуальное чувство к деревьям.

Лаэртский: А как тебе эта песня: "Я нарву тебе цветов".

Брауш: Я нарву? Конечно! Нарвать цветов-то уж...

Лаэртский: Это вообще какое-то... содомия полная.

Брауш: Содомия, да...

Лаэртский: Или, например, "Кукуру-узное поле моё..."

Брауш: Ну, это самая сексуальная песня. Девушки... первый вибратор, мне сказала ещё бабушка, это была кукуруза.

Лаэртский: Безусловно.

Брауш: Многие девушки, когда нет вибратора, пользуются именно кукурузой.

Лаэртский: Безусловно, она же всегда под рукой, и...

Брауш: Нет, вот эта вуалистость...

Лаэртский: Рябчитость, я не побоюсь этого слова, рябчитость.

Брауш: Рябчитость...

Густав: У вас рекламная пауза началась.

Лаэртский: Нет, мы просто обсуждаем сейчас, это самое, ботанику.

Брауш: Да, ботанику, энтомологию даже, я бы сказал.

Лаэртский: Да.

Брауш: И, в общем, мне хочется посвятить песню про птиц всем...

Лаэртский: Кукурузницам!

Брауш: Которые любят птиц. Да.

Лаэртский: Песня?

Брауш: Песня для вас.

Песня.