Сдающим сессию
Когда окно бело от инея,
И впереди встаёт пиздец,
Не надо плакать от уныния
И свой оттягивать конец.
Кто пьет вино и курит "Яву"
Или не курит, вашу мать,
Сдаёт экзамен на халяву -
Халяву нужно лишь поймать.
Напомню вам я предков опыт:
Не думайте о ерунде,
Доверьтесь смело чувству жопы -
Оно не подведёт в беде.
Пока червонец есть в кармане,
И капли пива на усах,
Я верю, счастье не обманет,
Ведь Бог не спит на небесах!
Некрасовское (детишки)
Нежаркое солнце сияет над полем,
Деревья украшены свежей листвой,
Роса на траве представляется морем,
Детишек гоняет козёл с бородой.
Ах, милые дети, родителей радость,
В их жизни есть счастье, задор удалой...
Но, господи боже, какая же жалость:
Один - на рогах у скотины тупой.
Другой поскользнулся на корке арбузной
И личиком нежным упал на плетень,
Глазёнки его тут же вытекли грустно -
Им больше не виден сей радостный день.
Братишка с сестрёнкой залезли под трактор,
А он вдруг завёлся и быстро поехал.
Печально сказался тот горестный фактор:
Колёса в крови и детей больше нету.
Родители нежным и любящим взором
Следили за гибелью глупых подростков:
Мамаша слезинку подтёрла с укором
Отец в нетерпеньи поджёг папироску.
А завтра, одетые в чёрные платья,
Они побегут в сельский клуб на гулянку,
Где парни-ублюдки, начальника братья,
Разврат учинили и буйную пьянку.
Одиночество на даче
Бля! Так больше нельзя! Как меня это бесит!
Утром снова вставать, умываться и бриться.
Завтра солнце на небо зачем-то повесят...
Нет, пора накуриться, к чертям, и забыться.
Если б кто-нибудь знал, как же мне надоели
Эти старые стены, скрипучие двери,
Эти мышы, которые вечно скребутся,
А ночами в подвале, я знаю, ебутся!
Нет возвышенней счастья и больше отрады -
Говорить, что нельзя и твердить, что не надо.
Только здесь, в моей мерзкой вонючей клоаке,
Из питья - лишь вода, из людей - лишь собаки.
Я устал от безделья, охрип от молчанья,
Я истаял от скуки, как сахар в стакане.
Офигев ото сна - не засну и ночами.
Я навечно забыт в этом гнусном капкане.
Эй, друзья и подруги! Хоть это и глупо,
Но я гибну, как дети больные в Ираке.
Я умру на рассвете, и пепел от трупа
Вы развейте на милом далёком химфаке.
Лирическое
Я вспоминаю часто до сих пор:
В неясной дымке пики белых гор,
А далеко внизу у моих ног
Лежит долина - мирный уголок.
Там жил я раньше, там я счастлив был
И девушку красивую любил...
Довольно часто. Так прошли года.
Казалось мне, что будет так всегда.
Но толпы бородатых дикарей
Нахлынули из глубины степей
И утащили девушку мою.
Теперь я песни грустные пою.
И на песке, под каменной скалой,
Сушу свой свитер утренней порой
И Пушкина читаю иногда,
И вспоминаю прошлые года.
Дума Снежного человека
Гора Джомолунгма в непальское небо
Вонзила вершину свою.
А я, в соответствии с жизненным кредо,
Ногами снежок здесь топчу.
Потом понаедут смешные мужчины
И будут следы изучать,
А я - из стоящей в палатке корзины
Закуску и водку таскать.
Они, с восхищеньем глядя друг на друга,
Воскликнут: "Он здесь, твою мать"!
И будут часами носиться по кругу,
В надежде меня увидать.
Но тщетны старанья презренных людишек,
Не сдать им меня в зоопарк.
Им в суп я подкину засушенных мышек -
От зрелища смерти я рад.
Меня не вините в жестокости гордой,
Я просто к свободе привык.
Обидно мне слышать, что я - плоскомордый,
Лохматый, вонючий мужик.
На самом-то деле я нежный и скромный,
Добрейшей души существо.
Я знаю историй набор преогромный,
Которых не знает никто.
Могу рассказать я про двух альпинистов,
Попавших под снежный обвал,
Про сотню китайских друзей-коммунистов,
Жующих свой собственный кал.
Про негра из Конго, которого в спешке
Крюками забили в скалу -
Висит он поныне, я часто орешки
Его головою колю.
Я знаю повадки зверей гималайских,
С медведем и волком дружу.
Я видел сокровища недр непальских -
Хотите, я всё покажу!
Но только в покое меня вы оставьте,
Забудьте про мой атавизм,
Не трожьте мое одинокое счастье,
Свободу и личную жизнь!
Практикум
Я титровал, пыхтя и матерясь,
Метался, словно пойманный в капкан.
И, наконец, задача удалась,
Осталось только перелить в стакан.
Дрожащею рукой я колбу взял,
Дрожь алкоголика с усильем подавил,
Но в этот миг такое увидал,
Что колбу чуть не выронил без сил.
Увидел я, что не видал от роду:
Ко мне летела насекомых рать.
Казалось, то взялась сама природа
Мне в исполненьи плана помешать.
Шмель прилетел, в зубах зажавши вилку,
Кружил, грозя воткнуть её в висок,
А муравьи, проев в ботинке дырку,
Стащили мой единственный носок.
Поодаль муха дерзко разлеглась
И край стакана лапкою качала...
Тут пёрнул я - вся жидкость разлилась,
Теперь всё надо начинать сначала.
Зима
В дугу согнула фонари
Зима на улицах столицы
И подарила всем на лица
Обмороженья пузыри.
Но это просто ерунда
В сравненьи с тем, когда ударят
Вдруг холода, вернуть желая,
Оледенения года,
Напомнив нам о той поре,
Когда плыл айсберг антарктично,
И спали медведи отлично
В своей извилистой норе.
Дания
Подгнивает Дания,
Хмуро за околицей,
Ядерной угрозою
Сине небо полнится.
На лужайку ровную
Зайчики да козочки
Прибегали утречком
Поиграться в ножички.
И не знают глупые,
Что летят к ним скоренько
Два бомбардировщика
С ядерными бомбоньками.
Вниз упали бомбочки,
Звери закумекали -
Зайчики запрыгали,
Козочки замекали.
Только всё уж поздненько:
Гамма-фон повысился,
Два гриба немаленьких
Над лужайкой высятся.
На лужайке холмики -
Две могилы братские,
Ярко светит солнышко,
Плещут флаги датские...
Дальний Восток
Средь вулканов, на крае земли
Бродят тигры в туманной дали
И валяются в серой пыли,
Чтоб их люди узнать не могли.
На таежной реке Уссури
По ночам не горят фонари,
Там при свете вечерней зари
Вылезают из нор упыри.
Я оставлю знакомым листок
И уеду на Дальний Восток,
Где народ - лимита и чмыри,
А в лесах, так вообще - упыри.
А с утра поплыву за пролив,
Где японцев живут короли
И едят золотой ананас
И с улыбкой взирают на нас.
И мне скажут тогда короли:
"Вы гребите, откель приплыли!
С вашим брюхом до самой земли
Мы бы вас прокормить не смогли!"
Но не сяду я снова в баркас,
Я спущу королей в унитаз.
Ведь чихал я на их ананас,
И на них, и на вас, и на нас.
|